ХАРАКТЕР АРМИЙ ФЕОДАЛЬНО-АБСОЛЮТИСТСКИХ МОНАРХИЙ

Если армия Наполеона являлась отражением нового социально-экономического уклада, порожденного французской буржуазной революцией, то армии его противников отражали феодально-абсолютистский строй с слабо развитой промышленностью и крепостническими отношениями в сельском хозяйстве. Прусский и австрийский солдат — это крепостной крестьянин, отданный всецело во власть дворянско-помещичьему офицерству.

В то время как французский солдат первого периода наполеоновских войн шел в бой, полагая, что он защищает завоевания буржуазной революции, вербованный солдат феодально-абсолютистской монархии шел в бой в силу принуждения. Только к концу наполеоновских войн соотношение условий изменилось: разочарованные в захватнических войнах Наполеона солдатские массы французской армии, надолго оторванные от семейного очага, утрачивают свою коллективную волю к победе, в то время как в странах Средней Европы назревает национально-освободительный подъем. Однако, до похода Наполеона в Россию эти противоречия, медленно созревавшие еще с 1805 г., в полной мере не сказались, и в последние годы XVIII и первые годы XIX столетий народы феодальных монархий «с отвращением» смотрели на свои армии, оторванные от народных интересов, и на офицеров, замкнувшихся в своем кастовом кругу.

Армии противников Наполеона были организованы по прусскому образцу, построенному на опыте Семилетней войны с ее линейной тактикой и жестокой палочной дисциплиной.

Солдат и офицер прусской армии — это антиподы, взаимоотношения между которыми были основаны на классовом подчинении крепостного своему господину. Прусский  {42}  солдат состоял на службе до тех пор, пока он не приходил в инвалидное состояние. Только после этого он подлежал демобилизации, причем вместо пенсии он получал особое свидетельство на право нищенства. Ничего похожего на ту спайку, которая существовала между солдатом и офицером наполеоновской армии, здесь не было. Прусские генералы — представители землевладельческой аристократии — и их «вождь» — не разбиравшийся в военных вопросах король, не в состоянии были понять, что социально-экономические и политические сдвиги, совершенные французской буржуазной революцией, навсегда отбросили фридриховскую систему в глубь истории. Если кое-кто из представителей нарождающейся буржуазии и учитывал то новое, что выдвинуто было войнами Франции; конца XVIII столетия, то очень немногие осмеливались подвергнуть критике «фридриховские традиции» в самой консервативной из европейских монархий — Пруссии.

Правящая клика Пруссии во главе с королем Фридрихом-Вильгельмом III, одним из величайших глупцов, который когда-либо служил украшением престола, не допускала никаких реформ, питаясь «славным прошлым» фридриховской эпохи и сохраняя порядки, «освященные» традициями Фридриха II. После войны Наполеона с коалицией в 1805 г. Пруссия усиленно готовится к войне. Король и ого генералы в страхе перед возможностью падения крепостничества в Пруссии грозно потрясают оружием, тщетно пытаясь создать подъем в армии, но в то же время, как это видно из их писем и мемуаров, они не верят в мощь своей армии и не верят в себя. В то время как Наполеон одерживал решающие победы, действуя, подобно Суворову «не по правилам», прусские генералы не видели в своей среде ни одного способного полководца. Командный состав прусской армии обычно засиживался в занимаемых должностях и чинах до весьма зрелого возраста. В 1806 г. из 66 полковников прусской пехоты — 28 человек переросли 60-летний возраст, а из 281 майора около трети были старше 55 лет; остальным было не меньше как по 50 лет.

Военная теория находилась под влиянием теоретика Ллойда, который придавал исключительное значение местности, культивируя «науку о выборе позиций». Отсюда — тщательное изучение географии в поисках на местности таких позиций, которые были бы недоступны неприятелю и в то же время обеспечивали бы пути подвоза для своей армии. Удобным и выгодным позициям придавали особое  {43}  значение, называя их «ключами позиций» и даже «ключами страны».

Клаузевиц весьма холодно отнесся к «ключам позиций» и «ключам страны», считая, что «самый лучший ключ к неприятельской стране заключается в неприятельской армии». Выписывая эти строки Клаузевица, В. И. Ленин сделал свою пометку: «Остроумно и умно!»

На основе опыта так называемой «картофельной войны»¹, закончившейся без сражения после длительного топтания противников на картофельных полях, теория Ллойда допускала возможность ведения войны одним маневрированием, избегая решительного сражения. Зависимость противника от пятипереходной системы снабжения дает возможность постоянной угрозой его сообщениям вынуждать его к отступлению.

В начале XIX столетия еще большее распространение в монархических армиях Европы получила теория Бюлова, который «усовершенствовал» теорию Ллойда. Если Наполеон объектом операции ставил живую силу неприятеля, то Бюлов объектом операции ставил только неприятельские магазины и обозы. Победа при помощи оружия, по мнению Бюлова, не обещает серьезных результатов, но выход на сообщения противника и лишение огромного человеческого коллектива предметов питания должны привести к полному разгрому врага. Развивая теорию маневренной стратегии, Бюлов предлагал действовать двумя группами, из которых одна притягивает на себя противника, а другая в это время действует на его сообщения. Эта теория нашла свое отражение в оперативном плане русского командования в 1812 г. и трахенбергском плане коалиции в 1813 г.

Бюлов отрицал значение физических и моральных качеств бойца в бою: бой разрешается оружием, которое имеет одинаковую силу в руках и мужественного и слабого солдата. Эта теория в значительной степени подбадривала милитаристские круги Пруссии, смертельно боявшиеся Наполеона, но в то же время мечтавшие о разгроме его. Теория Ллойда—Бюлова была вполне приемлема для феодально-абсолютистских монархий: решительный бой слишком рискован по своим последствиям при наличии наемных и вербованных армий, трудно пополняемых и не заинтересованных в победах своих правительств.  {44} 

До иенского разгрома в 1806 г. прусская армия сохраняла основы фридриховской тактики — маневрирование в открытом поле с безупречным выполнением сложных перестроений в линейных боевых порядках. Колонна не имела места в боевом порядке прусской армии, а рассыпной строй был рискован: устроившись в укрытии, насильно завербованный солдат дезертирует. Батальон, вооруженный гладкоствольным ружьем образца 1782 г., выстраивался в три развернутые шеренги для стрельбы залпами. Косой

Схема 7. Косой боевой порядок Фридриха.

Обычный боевой порядок, принятый почти всеми армиями после Фридриха, составлял две линии развернутых батальонов с артиллерией на флангах или перед фронтом. За обоими флангами выстраивалась конница, развернув эскадроны в 2—3 шеренги на дистанции 4—6 шагов. Крупные соединения конницы выстраивались в 3 линии эскадронов. Конница, составляя элемент общего боевого порядка, была прикована к пехоте.

Система довольствия — только магазины, что заставляло прусских солдат в некоторых случаях боевой обстановки голодать.

Только полный разгром под Иеной и Ауэрштедтом заставил Пруссию перестроиться. До иенской катастрофы прусская нарождающаяся буржуазия еще не развернула борьбы с феодализмом, но она уже выдвигала из своей среды военных деятелей, сознававших необходимость реформ. Представитель буржуазии Шарнгорст — почти единственный офицер прусской армии, который понимал, что  {45}  неуспех коалиции в войне с армией французской революции явился результатом различия государственного строя Французской республики и феодальных монархий. Он понимал, что победе французов способствовал общий подъем французского народа и новое устройство революционной армии. Он понимал, что прусская армия с ее устаревшей системой не сумеет устоять против наполеоновской армии, носившей в себе следы армии французской буржуазной революции.

Еще до войны 1806 г. Шарнгорст представил прусскому королю докладную записку, намечавшую реорганизацию

Схема 8. Косой боевой порядок Фридриха.

армии, но король, окруженный одряхлевшими советниками, соблюдавшими незыблемость фридриховских традиций, отклонил предложения Шарнгорста, и только после разгрома феодально-крепостнической Пруссии землевладельческая аристократия вынуждена была согласиться на проведение ряда социальных реформ.

Национальный подъем, охвативший народные массы порабощенной Наполеоном Пруссии, способствовал созданию массовой армии, значение которой, наконец, было осознано. Опасаясь революции в стране, консервативные круги Пруссии вынуждены были пойти на такую реформу, как частичная отмена крепостничества, и отказаться от применения телесных наказаний в армии, без чего нельзя  {46}  было создать Массовую армию., воодушевленную борьбой за национальную независимость.

Тильзитским трактатом 1807 г. вооруженные силы Пруссии были сокращены до 42 000 чел., однако, реформатор прусской армии — военный министр Шарнгорст, в предвидении неизбежной войны с Наполеоном, сумел обойти французский контроль и накопить в населении военно-обученный резерв путем обучения молодых рабочих, привлекаемых по требованию Наполеона для строительства укреплений на берету Северного моря против Англии, a также путем досрочного увольнения части солдат действительной службы и замены их новобранцами.

Гибель наполеоновской армии в России и возросший в Средней Европе национальный подъем, направленный к ниспровержению французской гегемонии, побудили прусское правительство установить общую воинскую повинность и создать ландвер и ландштурм, которые обучались по воскресным и праздничным дням. Значение народной силы в борьбе с гнетом наполеоновского режима показала героическая испанская гверилья. Создавая народную милицию, правительства Пруссии и Австрии хотели придать борьбе с Наполеоном народный характер. Призывая к оружию народные массы путем обещаний политических и аграрных реформ, прусское правительство в то же время допускает в ряды офицерства представителей буржуазии. Реформы правительства в значительной степени укрепили прусскую армию, и к моменту решающих боев с Наполеоном в 1813 г. прусская регулярная армия, подкрепленная английской артиллерией, насчитывала в своих рядах 240 000 чел., помимо 120 000 ландвера, предназначенного Для действий наравне с регулярными войсками, и ландштурма, в который привлекались все мужчины, способные носить оружие, но не вошедшие ни в регулярную армию, ни в ландвер. Ландштурм предназначался, главным образом, Для несения тыловой службы, но использовался также для Партизанской борьбы в оккупированных неприятелем областях.

Перед началом войны с Наполеоном в 1806 г. пруссаки приняли корпусную и дивизионную организацию. Корпусам Придавалась резервная кавалерия и артиллерия. Пехотный Полк состоял из 3 батальонов четырехротного состава. Кавалерийский полк состоял из 4 эскадронов. Артиллерия Состояла из пеших батарей, имевших на вооружении, главным образом, 12-фунтовые пушки и 10-фунтовые гаубицы,  {47}  и конных батарей, имевших 6-фунтовые пушки и 7-фунтовые гаубицы. Пехотные полки имели свою артиллерию — 6-фунтовые орудия.

После войны 1806 г. прусское командование на основе устава 1811 г., составленного при участии Клаузевица с учетом опыта наполеоновских войн, начинает частично прививать своей армии французский боевой порядок —

Схема 9. Боевой порядок прусской бригады по уставу 1811 г.

сочетание стрелковой линии с колонной. Боевой порядок бригады, которая выстраивалась в предвидений атаки колоннами, занимал по фронту и в глубину 400 шагов (схема 9).

Так наряду с раболепным пресмыканием перед Наполеоном Фридрих-Вильгельм III перестраивал свою армию, лелея надежду освободиться от опеки французского императора.  {48} 

Австрийская армия комплектовалась рекрутскими наборами и частично вербовкой, главным образом из среды разнонационального крестьянства, находившегося в крепостном состоянии. При системе конскрипции, допускавшей заместительство, вся тяжесть пожизненной военной службы выпадала на бедноту, лишенную возможности откупиться или видевшую в военной службе источник существования. Только с 1802 г. установлен был 14-летний срок службы. При тяжелом палочном режиме в австрийских войсках вся эта масса отдавалась во власть дворянско-помещичьего офицерства.

По своему устройству и тактике австрийская армия до 1807 г. ничем не отличалась от прусской дореформенного периода — та же фридриховская система с ее линейной тактикой, с той лишь разницей, что в австрийской армии, гораздо больше потерпевшей от французов в войнах конца XVIII столетия, оборонительные тенденции нашли более яркое выражение. Теории Ллойда и Бюлова встретили в Австрии своих верных последователей в лице Мака, Вейротера и особенно эрцгерцога Карла, которые придавали преувеличенное значение позициям, а опасение потерять сообщения приводило их к растяжке фронта в то время, когда Наполеон действовал сосредоточенными силами.

Преувеличенное значение, придаваемое позициям при оборонительных тенденциях, послужило благодарной почвой для построения теории кордонной системы. Признаки кордонной системы существовали и раньше, но в последней четверти XVIII столетия австрийский фельдмаршал Ласси пытался придать ей научное обоснование.

Кордонная система выражалась в развертывании войск небольшими отрядами на широком фронте. Выгодность такого расположения, по мнению Ласси, заключалась в том, что широкий фронт с закрепившимися на позициях отрядами являлся надежным оплотом против вторжения неприятеля и вместе с тем в полной мере обеспечивал магазинную систему снабжения. С переходом в наступление кордонный фронт давал возможность действовать на фланги более сосредоточенного противника и угрожать его сообщениям.

Сосредоточение войск в начале войны Ласси признавал невыгодным. Рассредоточение войск вынудит разбросаться противника, а это обстоятельство необходимо использовать для нанесения сосредоточенных ударов на отдельных участках.  {49} 

Суворов весьма иронически отзывался о «лассиевом кордоне».

Кордонная теория нашла свое отражение и в других, европейских армиях. Французский генерал Шерер применял кордонную систему против Суворова в Италии в 1799 г. Развертывание русских армий на 500 км в начале войны 1812 г. также носило следы кордонной системы, принятой под влиянием прусского эмигранта Пфуля — советника Александра I.

Ряд поражений в войнах с французами заставил австрийское командование реорганизовать свою армию на основе опыта австро-французских войн. Назначенный после неудачного для австрийцев Аустерлицкого сражения в 1805 г. на пост военного министра эрцгерцог Карл проделал большую работу по переустройству австрийской армии по типу французской. Отказавшись от введения общей воинской повинности, Карл, подготовляясь к новой войне с Наполеоном, создал ландвер, увеличив численность армии. Созданию ландвера в Австрии, точно так же как и в Пруссии, способствовал тот национально-освободительный подъем, который охватил порабощенные Наполеоном страны Средней Европы. Вместо «колонн», составлявшихся из трех родов войск, введена была корпусная и дивизионная организация, облегчившая управление войсками. Полк составлен был из трех батальонов по 6 фузильерных рот. Каждый полк имел, помимо того, по две гренадерских роты. Четыре гренадерских роты двух полков соединялись в особые батальоны. Вооружение пехоты состояло из гладкоствольного ружья 8-линейного калибра с дальностью прицельного выстрела 300 шагов. Помимо трехгранного штыка фузильеры имели короткие сабли. Артиллерию составляли 3-, 6-, 12- и 18-фунтовые пушки, а также, гаубицы. Существовала и полковая артиллерия. Одновременно с реорганизацией армии принят был ряд мер к повышению теоретического уровня командного состава.

Уставом 1809 г. введен был французский боевой порядок— сочетание стрелковой линии с сомкнутой колонной,—который впервые австрийцы пытались применить в войне с Наполеоном в 1809 году. Впрочем, к началу этой войны реорганизация полностью еще не была воспринята войсками, и, несмотря на частичные успехи, австрийская армия, предоставленная своим силам, в этой войне не достигла победы над французской армией, прошедшей длительный этап революции и организованной на базе более  {50}  сильной экономики. Только сказавшаяся впоследствии тяжесть наполеоновского режима, связанная с непрерывными войнами и упадком экономики в покоренных странах, пробуждает в массах австрийского народа подъем национально-освободительного движения и способствует участию австрийской армии в окончательном разгроме первой империи.

Русская армия во второй половине XVIII столетия стояла на большой высоте по сравнению с армиями других феодально-абсолютистских стран Европы. Отбросив реформы Миниха, построенные на слепом подражании иностранным образцам, русская армия шла в своем развитии самостоятельными путями, культивируя свою стратегию и тактику.

Русский солдат — тот же крепостной крестьянин, которым комплектовались армии западноевропейских монархий; однако, русский солдат до вступления на престол Павла I находился в иных условиях, чем прусский или австрийский. Солдат суворовского воспитания до некоторой степени сохранял свое достоинство. Это был «чудо-богатырь», которому предоставлялась инициатива, в то время когда солдат западноевропейских монархий являлся только бессловесным автоматом в руках своего начальства. Действия суворовского солдата были сознательны. В русской армии, развивавшейся под победными знаменами Суворова, поощрялись самостоятельность и инициатива.

Если европейская военная мысль до французской революции и даже позднее застыла на фридриховской системе, то русская военная мысль, обогащенная полководческой практикой Суворова, продолжала свое развитие, используя опыт войн второй половины XVIII столетия. Опыт войны колонистов Северной Америки за независимость в 1775—1783 гг., выдвинувшей значение стрелкового боя в сочетании с ударом колонны, был частично воспринят Суворовым. Появившиеся в России еще в 1765 г. егерские подразделения, которые комплектовались преимущественно сыновьями лесничих и охотниками, получили дальнейшее развитие и предназначались исключительно для выполнения стрелковых задач в бою.

Суворов отдавал преимущественное значение штыку ев стремлении использовать физическую силу и храбрость, свойственные русскому солдату, однако, при этом Суворов не только не отрицал стрелкового боя, но требовал даже, чтобы солдат, вступая в бой, имел при себе не меньше  {51}  100 патронов. Выражение Суворова «пуля дура, штык молодец» имело свой смысл. При дальности действительного ружейного огня, не превышавшей 60 шагов, нецелесообразно было останавливаться для стрелкового боя.

Тактика Суворова содержала в себе элементы глубокой тактики (схема 10). В боевом порядке он располагал свою пехоту в две линии, из которых первая была развернутой, а вторая — в батальонных колоннах. Первой линии предшествовали стрелки, начинавшие завязку боя, после чего первая линия по особой команде бросалась на неприятеля

Схема 10. Боевой порядок суворовской армии.

Не географические пункты являлись целью действий великого полководца, что было свойственно стратегии того времени, а живая сила врага, которую он стремился сокрушить. Эта сокрушающая стратегия, недоступная полководцам, не имевшим опоры в широких солдатских массах, явилась плодом творчества Суворова, крепко спаянного со своим солдатом, которого он вел от одной решающей победы к другой.

Точно так же и тактика Суворова носила в себе зачатки глубокой тактики, ставшей достоянием последующей эпохи. Касаясь вопроса о массовой тактике, которая применялась Наполеоном, Ф. Энгельс писал, что выгодность применения этой тактики понимал Суворов еще при штурме Измаила и Очакова, т. е. когда Наполеон еще не появлялся на арене мировой истории.

Великий практик военного дела, Суворов в то же время являлся глубоким теоретиком. Его «Наука побеждать» на уровне той эпохи явилась богатейшим вкладом в военную теорию. Суворовская «Наука побеждать» указала новые пути к достижению победы. Она дала толчок дальнейшему развитию военной мысли. Это новое творчество в стратегии и тактике было доступно Суворову, опиравшемуся на широкие солдатские массы. В период, когда абсолютизм в Европе принял наиболее жестокие формы, когда солдат являлся только бессловесным автоматом в руках начальства,— от суворовского солдата требовалось проявление самодеятельности. Прошедший многолетнюю солдатскую лямку, Суворов был крепко с ним связан. Он заботился о солдате, он видел в нем прежде всего человека — чудо-богатыря, служившего основным фактором победы. Солдат знал, что Суворов смело боролся с рутиной и консерватизмом правящей верхушки. Все это внушало бойцу любовь к своему победоносному вождю. Одно имя Суворова, одно появление его в войсках вызывало огромное воодушевление и вливало в ряды его армии новую волну мужества и волю к победе.

Передовой военный деятель Суворов вел непримиримую борьбу с Павлом I и его немецким окружением, навязавшим русской армии обветшалую фридриховскую систему, обнаружившую свою полную несостоятельность в войнах Пруссии и Австрии с французской буржуазной революцией. В результате борьбы с пруссификацией русской армии Суворов был уволен в отставку, сослан в с. Кончанское и отдай под гласный надзор царской полиции. Отсюда  {53}  понятно, насколько заслуживают доверия буржуазные историки, приписавшие Суворову карьеризм, славолюбие и чудачества, как органические свойства его характера.

В эпоху воинствующего абсолютизма Суворов держался независимо и даже подчеркивал свое оппозиционное отношение к Павлу I и его немецкому окружению, тормозившему самобытное развитие русской армии. «Слава» в устах Суворова — это не честолюбивое стремление к известности, а призыв великого патриота к подвигам для прославления своей родины, которой он отдал все свои силы, весь свой военный гений; «чудачества» Суворова — это метод его высмеивания консервативных мероприятий Павла I и косности отдельных представителей дворянской аристократии.

Престарелый Суворов скончался в 1800 г. после совершенного им беспримерного альпийского похода, увенчавшего русскую армию мировой славой; однако, суворовские традиции продолжали жить в целом поколении воспитанных им солдат — чудо-богатырей и больших и малых полководцев. Через двенадцать лет после смерти Суворова корни суворовского воспитания принесли обильные плоды. Русский народ, охваченный энтузиазмом в борьбе за независимость своей родины, во главе с талантливыми полководцами суворовской школы, уничтожил вторгшуюся в Россию небывалую по численности великую армию прославленного Наполеона.

Военное искусство Суворова, несомненно, отражало своеобразие новой эпохи, однако, если в бурную эпоху ломки феодального строя, эпоху, рождавшую новую стратегию и тактику, деятельность Наполеона только начиналась,— деятельность престарелого Суворова уже догорала. Помимо того, ненавидимый царским правительством за либеральное отношение к солдату и смелую борьбу с рутиной и не будучи вполне свободным в своих действиях, Суворов не получил возможности в широком масштабе развернуть весь блеск своего исключительного полководческого дарования.

С вступлением на престол Павла I начинается период резкого упадка русской армии. При ближайшем сотрудничестве «гатчинского капрала», Аракчеева, Павел I ввел в армию систему Фридриха, заимствованную из консервативной Пруссии.

Смертельный страх перед дворцовыми переворотами, которыми так богата история романовской династии, привел Павла к тому, что он лишил командный состав власти,  {54}  подчинив войска непосредственно себе в попытке исключить возможность участия войск в дворцовых переворотах.

Должность начальника дивизии он упразднил, отказавшись от дивизионной организации, которая уже существовала в русской армии. Вместо дивизий он создал 12 инспекций, отдав под их наблюдение все полки. Во главе каждой инспекции стояли три инспектора по родам войск, причем никакой власти над войсками они не имели. В обязанность их входило только составление докладов о состоянии инспектируемых ими частей. Во главе каждого полка был поставлен генерал в качестве шефа, на которого возлагались обязанности командира полка с урезанными правами. Все донесения полков должны были поступать непосредственно на имя Павла.

Такими мерами русский царь пытался лишить командный состав связи с войсками, однако, все эти мероприятия в конечном результате не обеспечили ему личной безопасности.

Уже с первых дней появления Павла на престоле обучение войск началось на основе голштинских уставов 1760 г., представлявших собою перепечатку прусских уставов, не содержавших даже намека на рассыпной строй и колонну, тогда как преимущества этого нового боевого порядка в последние годы XVIII столетия были очевидны. Впрочем, когда возвращенный из ссылки Суворов поставлен был по требованию Англии и Австрии во главе русско-австрийской армии, совершившей поход в Италию, он применял привычную ему тактику, отбросив установленные Павлом фридриховские порядки.

Александр I, вступивший на престол после Павла, также являлся большим сторонником прусской военной системы, и только после ряда поражений, понесенных в борьбе с Наполеоном на полях Западной Европы, под влиянием жесткой критики Кутузова русская армия наряду с армиями западноевропейских монархий начала перестраиваться на основе опыта наполеоновских войн.

После Аустерлицкого сражения в русской армии вновь были введены дивизии, которым придавалась конница. Дивизии сводились в «колонны», в дальнейшем переименованные в корпуса. Пехотный полк состоял из двух батальонов линейных и одного запасного; в батальоне четыре роты. Кавалерийский полк — из шести эскадронов линейных и одного запасного. Артиллерию составляли 12-орудийные роты: батарейные, легкие и конные.  {55} 

Боевой порядок пехотной бригады мало отличался от принятого боевого порядка в прусской армии; разница заключалась в том, что батальонные колонны второй и третьей линии строились не в шахматном порядке, а в затылок.

C введением новой организации и значительным усилением конницы, что позволяло наличие конских ресурсов в стране, русская армия 1812—1813 гг. проявляла уже маневренную гибкость. После кровавых уроков наполеоновских войн русское командование осознало выгодность сосредоточения войск на направлении главного удара, выгодность массирования артиллерийского огня, а также необходимость выделения резервов. Более гибкой становится работа тыла. Организация транспортов и сбор продовольствия на местах делают армию менее привязанной к магазинам. Наполеон учитывал возросшую боеспособность русской армии и стойкость русского солдата в бою и применял против русских особые боевые порядки.

Хуже обстояло дело с руководством боевыми операциями. Жаждавший полководческой славы Александр I, далекий от понимания военного дела, окружал себя советниками и, не вступая официально в командование, вмешивался в управление войсками. Разочарованный в русских советниках, он приближает к себе иностранцев, поручив своему учителю и советнику, прусскому эмигранту — генералу Пфулю, бывшему неудачливому советнику прусского короля в 1806 г., разработку плана войны с Наполеоном в 1812 г. Великий полководец Кутузов, ученик и соратник Суворова, ненавидимый Александром I, к составлению плана войны не привлекался. Пфулевский план войны, составленный на основе отсталой теории Бюлова, был опрокинут обстоятельствами уже в первом столкновении с противником; однако, наполеоновская армия оказалась разгромленной в России. Если русская крепостническая армия, оторванная от своей родины и брошенная в далекую Западную Европу, терпела поражения, то совсем иначе она проявила себя, когда враг вторгся в пределы России. Не мороз и голод послужили причиной гибели наполеоновской армии в России, а общий подъем русского народа и мощь русского солдата и партизана-крестьянина, дравшихся за свою национальную независимость. Мороз и голод только довершили разгром бежавшего из России неприятеля.

Таким образом, к началу русского похода Наполеона соотношение сил между французской армией и армиями крупнейших стран Европы резко изменилось. «Французов  {56}  с 1812 года уже нельзя считать преимущественно перед другими носителями наполеоновской традиции. Эта традиция более или менее усвоена всеми европейскими армиями; в каждой она произвела по большей части уже в последние годы империи целую революцию; для каждой наполеоновская тактика, поскольку ее удалось применить к национальному характеру армий, стала составным элементом стратегии и тактики вообще»¹.

Война 1812 года выдвинула Кутузова, достойного ученика и соратника Суворова. Кутузов — первый полководец, от которого бежал могущественный французский завоеватель — Наполеон. В отличие от многих полководцев Кутузов не гонялся за дешевыми победными лаврами. Он избегал незначительных сражений, не суливших решающих результатов. Основа полководческого искусства Кутузова — сокрушающий разгром врага действиями на его сообщения и беспощадное преследование вплоть до полного его уничтожения.

Сокрушающая стратегия Кутузова не исключала разумной осторожности, однако, кутузовская осторожность ничего общего не имеет с нерешительностью. Умный и проницательный, всегда тонко разбиравшийся в быстро изменяющейся обстановке и твердо уверенный в своих творческих силах, Кутузов не столько основывался на риске, сколько на строгом расчете. Он много приносил в жертву для достижения победы, но он слишком любил своего солдата, чтобы жертвовать им в ожидании только призрачной победы. Кутузов исключительно бережно относился к солдату — суворовскому «чудо-богатырю». Он никогда не терял связи с солдатскими массами. Нередко можно было его видеть сидящим на соломе вместе с солдатами и в оживленной беседе разделявшим с ними скромную пищу.

В длительной боевой практике формировался полководческий талант Кутузова. Наряду с практикой его аналитический ум, высокое образование и близость к Суворову способствуют быстрому росту его дарования, достигшего своего зенита в годину тяжелого испытания, когда нашествие Наполеона угрожало независимости родины.

В 1812 году народ видел в нем преемника Суворова, способного вести армию к победе. И действительно, после памятного Бородинского сражения, в деревенской избе на военном совете в Филях родилась гениальная идея,  {57}  осуществление которой повергло в прах прославленного Наполеона и расшатало устои его монархии.

Кутузов оставался верным своей стратегии: разгром врага должен быть достигнут не фронтальным сражением под Москвой, которое может закончиться без решительного результата, а сокрушающим маневром с выходом на его сообщения. Без колебаний Кутузов покинул Москву и, пройдя два перехода по Рязанской дороге, двинулся в Тарутино, — на сообщения Наполеона, и достиг уничтожающего разгрома наполеоновской армии.