Хотя воинского сословия как такового в Скандинавии не было, каждый скандинав в эпоху викингов в какой-то степени был воином. Те, кто спокойно занимались сельским хозяйством у себя дома, в любую минуту могли на несколько месяцев или лет присоединиться к морским отрядам викингов или отправиться на поиски новых земель, что тоже не всегда проходило мирно. Купцы путешествовали за тридевять земель и всегда должны были быть готовы защищать свое добро от разбойников на земле и пиратов в морях. Даже в оседлых общинах, у которых не было внешних врагов — таких, о которых нам рассказывают исландские саги, — риск вооруженного столкновения всегда был велик. Умирая, викинг-язычник забирал оружие с собой в могилу, а при жизни не мог обходиться без него ни ночью ни днем:

Муж не должен хотя бы на миг отходить от оружья; ибо как знать, когда на пути копье пригодится1.

Викинги сражались пешими. Естественно, они использовали лошадей для того, чтобы их отряды быстро перемещались с места на место, и на изображениях той эпохи часто фигурируют всадники, однако из всех описаний сражений очевидно, что воины приезжали на поле боя верхом, а потом спешивались и стреноживали лошадей еще до того, как начиналось сражение. Такой же обычай существовал и у англосаксов, как показано в поэме «Битва при Мэлдоне». В сценах сражений на камнях с Готланда мы видим лошадей без всадников, или привязанных, или стреноженных (см. вклейку). Археология подтверждает это правило: лошади в погребениях викингов снабжены богатой сбруей, рядом с ними лежат стремена и другие атрибуты конской упряжи, однако ни разу не было найдено ничего похожего на защитные доспехи для лошадей, которые, безусловно, понадобились бы, если бы существовал обычай сражаться верхом.

В древнейший период основным оружием были меч и копье; позднее место копья нередко занимает топор, который стал считаться типичным оружием викинга. Викинги также использовали «сакс» — нечто вроде длинного ножа или однолезвийного меча, а иногда также лук и стрелы. Щиты были круглыми и достаточно небольшими. В литературе часто упоминается панцирь или кольчуга из переплетенных железных колец, однако небольшие фрагменты кольчуг находят лишь изредка. Возможно, кольчуги были короткими и совсем непохожими на те длинные кольчуги, которые показаны на гобелене из Байе. Большинство воинов не могли позволить себе кольчугу; вместо этого им приходилось надевать кожаные куртки с подкладкой, вшивать в одежду костяные пластинки и использовать другие подобные домашние средства защиты. Даже князья иногда носили такие куртки. Рассказывают, что один знатный человек, который поднял мятеж против короля Олава Святого, заказал у лапландцев 12 курток из шкуры северных оленей для себя и ближайших сподвижников и что эти куртки отражали удар не хуже, чем любая кольчуга.

Шлемы в эпоху викингов использовались еще реже и сохранились в еще более фрагментарном виде, чем кольчуги. Изображения и барельефы показывают небольшие

конические шлемы (металлические или кожаные — сказать трудно), а к концу периода у них иногда появляется прямая носовая перекладина (рис. 58), что изображено на знаменитом гобелене из Байе. На камнях с Готланда также показаны воины в небольших круглых шапочках, которые повторяют очертания головы (рис. 32), а иногда и шлемы, увенчанные острием, — славянская мода, которую иногда перенимали шведы в России. Все эти шлемы, видимо, были обычным вооружением; они не украшены рогами и крыльями, которые так часто рисуют на современных иллюстрациях. Однако в более древние времена шлемы делали гораздо декоративнее, по крайней мере в королевских семьях, подобных тем, чьи захоронения были обнаружены в Венделе и Вальсгерде в Швеции. Здесь шлемы конца VII века с защитными пластинками для щек и носа покрывают всю голову и лицо; пластинки, в том числе и над бровями, украшены богатым орнаментом, так что шлем становится похожим на страшную маску (рис. 59). Хорошо известный шлем из англосаксонского кургана в Саттон-Ху относится к тому же типу; вероятнее всего, он был изготовлен в Швеции. Возможно, такие сложные шлемы продолжали делать в эпоху викингов, по крайней мере в некоторых областях, поскольку на Готланде была обнаружена пара характерных надбровных украшений, инкрустированных серебром с орнаментом в стиле викингов. Однако, если даже подобные шлемы иногда и делались для королей или богатых князей, они, безусловно, не были частью экипировки рядовых воинов.

Ни на шлемах из Венделя, ни на шлемах эпохи викингов мы не видим рогов. Однако есть косвенные указания на то, что некогда они могли существовать, поскольку роскошные шлемы из Венделя были украшены выпуклыми пластинками с изображением человеческих фигурок. Некоторые из этих человечков носят шлемы с огромными гребнями в виде кабанов  или  хищных  птиц

(рис. 57, 83) или с рогами-полумесяцами, торчащими с боков (рис. 72, 74). В общем и целом, оружие, показанное на этих пластинках (и на штампах для их изготовления), точно отражает типы, которыми реально пользовались в Скандинавии VII века; поэтому, весьма возможно, существовали и рогатые шлемы, но из этого не следует, что они были широко распространены или служили для повседневного употребления. Пластинки, о которых мы говорим, безусловно, были предназначены не только для украшения, но и для магической защиты, поэтому фигурки на них вряд ли изображают обычных воинов; скорее всего, это — боги войны или посвященные, участники каких-то религиозных таинств.

Рис. 59. Шлем из Венделя

Сохранились изображения людей в рогатых шлемах, относящиеся и к самой эпохе викингов: металлическая фигурка из Бирки (рис. 60), а также гобелен из Усеберга (рис. 61). Они очень похожи друг на друга и явно происходят от фигурок на пластинках VII века. Сцены на гобелене из Усеберга, вероятно, изображают какие-то мифы или легенды, а фигурка из Бирки может быть амулетом. В общем и целом, следует считать, что шлемы с рогами всегда были редкостью и что в эпоху викингов их рассматривали только как символы божественной силы.

Возможно, самым распространенным оружием было Копье. Археологи вьщеляют множество типов копий с наконечниками различного размера и формы в зависимости от того, предназначались ли они для того, чтобы колоть врага или метать их в него. Назывались копья тоже по-разному: некоторые из них именовались тем же словом, что и стрелы, и, возможно, речь при этом шла об очень легких дротиках для метания. Некоторые именовались «извилистыми копьями»; утверждают, что их бросали с петлей из шнура вокруг древка и в полете они крутились. Оружие такого типа восходит к эпохе Великого переселения народов; его находили в болотах Дании со шнуром, все еще обернутым вокруг древка. На других старинных древках, найденных в болотах, у центра тяжести имеются перевязки или обмотки: так сразу становилось ясно, как их нужно брать, чтобы метнуть как следует. Видимо, такими были и копья викингов (посмотрите на сломанные копья сражающихся на шлеме на рис. 59: здесь изображены по-хсжие перевязки).

Умение владеть копьем очень ценилось, и в нем приходилось постоянно практиковаться. Некоторые воины умели бросать по два копья одновременно, по одному каждой рукой; это был один из знаменитых приемов короля Олава Трюггвассона. Много лет спустя после кончины Олава появился человек, который называл себя Трюггви и, утверждая, что он сын Олава от брака с какой-то иностранкой, предъявил свои претензии на норвежский трон. Его соперники издевательски называли его «поповичем», однако в своей последней битве Трюггви метал копья обеими руками одновременно, восклицая: «Так учил меня мой отец служить обедню!»

Часто упоминают и о другом мастерском приеме: можно было поймать копье в воздухе и немедленно швырнуть его обратно в противника. Для этого нужно было сместить корпус, уйти с линии атаки, поймать копье таким образом, чтобы ладонь была повернута от себя (большой палец — вперед). Описав рукой полукруг, копье одним движением поворачивали в противоположном направлении (наконечником вперед) для обратного броска.

Рис. 61. Человек в рогатом шлеме

Когда метательное оружие заканчивалось, бойцы начинали сражаться врукопашную, причем нередко использовались колющие копья. У таких копий были более широкие и тяжелые наконечники, иногда с длинными гнездами, чтобы не сорвались с древка. Их чаще, чем копья для метания, украшали серебряной инкрустацией, поскольку риск потерять их в сражении был гораздо меньше. Но колющее копье могло быть гораздо более поздним изобретением, чем метательное: язык поэзии был очень консервативен, и копья всегда изображались только летящими.

Другое оружие, появившееся сравнительно поздно, — боевой топор. Его предками были обычные рабочие топоры, размер и вес которых постепенно увеличивались. Существовало три основных типа боевых топоров. В «ручном» топоре оставалось еще много от рабочего инструмента: топор был достаточно легким, насажен на длинное, обитое железом топорище, напротив лезвия располагался вполне пригодный для использования молоток. Такой топор продолжал оставаться оружием крестьянина, и люди могли постоянно носить его с собой в повседневной жизни, пользуясь им как инструментом или тростью и применяя как оружие в случае внезапного нападения. «Топор с бородкой» получил свое название от характерного квадратного выступа на нижнем крае лезвия; его особенно часто применяли в морских сражениях, поскольку из-за его формы такой топор прекрасно годился для захвата и абордажа. Третьим, наиболее известным типом был знаменитый «широкий», или «плотницкий», топор — тяжелая секира с длинной рукояткой. Им нужно было рубить двумя руками. Длина лезвия секиры доходила до 30 сантиметров, его украшали инкрустацией из серебра, золота или черни. Секира стала любимым оружием викингов, которые относились к ней запанибрата, с каким-то шутливым дружелюбием — в отличие от меча, окруженного ореолом ужаса и мистики. По крайней мере, такое впечатление создается из языка поэтов: прозвания для секир заимствовались из гротескного мира великанш, а не из возвышенных мифов и легенд. «Мечи, — говорит Снорри, — зовут «огнем Одина», а секирам дают имена великанш и обозначают их посредством слов «кровь», «раны», «лес» и «дерево»1.

Из всего оружия скандинавов наиболее детально изучены мечи, и не только потому, что до нас дошло очень много древних мечей, но и потому, что множество пассажей в поэзии и прозе той эпохи описывают внешний вид меча, или процесс его изготовления, или использование в сражении. В более древние времена меч, судя по всему, был оружием только знатных и богатых, и даже в эпоху викингов, когда мечами стали пользоваться чаще, в них все равно ощущалось нечто аристократическое. Хорошие клинки передавались по наследству; зачастую у них были собственные имена; нередко их окружали легенды и табу. Меч служил символом власти короля или вождя, на нем приносили клятвы верности. Меч был приличной наградой для верного дружинника или поэта, и, как и корабль, — постоянным предметом поэтического вдохновения.

Для меча в первую очередь было необходимо негнущееся лезвие, так как во время боя лезвием меча наносились тяжелые и быстрые удары; как колющее оружие меч практически не использовали. Для того чтобы добиться необходимой прочности, нужно было увеличить естественное содержание углерода в доступной кузнецу железной руде (поскольку оно было слишком низким). Этого добивались с помощью сложной и красивой техники, известной как «узорчатая ковка» (дамаскирование), известной задолго до эпохи викингов. Такое лезвие состояло из множества тоненьких брусков цементированной стали — то есть железа, «упакованного» в угли, которое раскаляли добела, пока его поверхность не впитает достаточно углерода и не превратится в сталь (хотя основа при этом оставалась железной). Сердцевина брусков была темной, а стальная поверхность — более светлой. Затем для более равномерного распределения стали бруски разрезали на несколько кусочков, перевивали и перековывали в другом порядке. Наконец, такой пучок перекрученных брусочков сваривали. Получалась центральная часть клинка. К ней приваривали две полоски из наилучшей стали, которые образовывали режущие края. Затем весь клинок Полировали и придавали ему форму. В ходе этого процесса в центральной части клинка образовывался узор: переплетающиеся полосы стали и простого железа выглядели как клубящиеся светлые и темные волны, как извивающиеся змеи, ветви или колосья пшеницы. Конечно, цель сварки была чисто практической, однако полученные узоры так действовали на воображение германских народов, что упоминания о них стали частью обычного словаря поэтов как в Скандинавии, так и у англосаксов. В частности, вполне уместное сравнение меча со смертельно ядовитой змеей продолжало использоваться еще долго после того, как «узорчатая ковка» ушла в прошлое.

Если содержание углерода в клинке было достаточно высоким, то его можно было сделать еще тверже посредством закалки. Для этого меч снова раскаляли и затем охлаждали — так быстро и резко, как только было возможно, погружая его в какую-нибудь жидкость. Неизвестно, какая именно жидкость использовалась. Вполне вероятно, что это была не просто вода, поскольку в таком случае вокруг раскаленного клинка слишком быстро образовался бы «барьер» из пара, который мог помешать ему охладиться мгновенно. Высказывались предположения, что это могло быть масло, мед или влажная глина. Процесс закалки был строго охранявшейся профессиональной тайной кузнецов. Нередко, что вполне естественно, встречаются и отголоски веры в то, что мечи закаляли в крови и такие мечи были гораздо опаснее обычных. В «Беовульфе» говорится, что один необыкновенно благородный клинок был «закален в крови». В одном из эпизодов «Саги о Ньяле» некто рассказывает, как он встретился с зятем Ньяля, Кари, спасшимся от пожара, в котором погибла вся его семья, и что он держал в руке свой меч — «его лезвие посинело, и мы сказали, что оно, наверно, потеряло закалку, но он ответил на это, что закалит его снова в крови сыновей Сиг-фуса или других участников сожжения Ньяля». У меча Кари было собственное имя — «Усыпитель Жизни».

Наконец, лезвия меча затачивали и всю его поверхность делали гладкой и блестящей с помощью какой-нибудь некрепкой кислоты (уксуса, мочи или дубильной кислоты), в результате чего «узоры» на поверхности выступали еще ярче. Возможно, именно из-за этой обработки кислотой поэты иногда упоминают о «яде» в связи с оружием, поскольку нельзя считать, что оно в буквальном смысле было отравлено. В одной поэме из «Старшей Эдды» описывается меч Сигурда Вёльсунга, причем, судя по всему, имеется в виду именно процесс изготовления:

Был клинок в огне закален, капли яда таил он в себе...

К началу эпохи викингов «узорчатая ковка» была уже старинной техникой, и к концу IX столетия (по крайней мере, на Западе, хотя у шведов в России, возможно, и нет) на смену пришли мечи нового типа, с гораздо более высоким содержанием углерода (до 75 процентов). Углерод равномерно распределялся по всему клинку, так что в «узорчатой ковке» нужды больше не было. Возможно, это улучшение произошло в результате того, что стали доступны более высококачественные руды. Видимо, усовершенствовалась и конструкция плавильных печей. Новые лезвия были не только прочнее, но и легче, имели лучшую форму — к концу они резко сужаются и центр тяжести у них ближе к рукояти, поэтому ими было легче наносить быстрые удары.

На самых лучших мечах нового типа присутствует инкрустация с именем «Ульвберхт». Впервые такие мечи появляются незадолго до 900 года. Их продолжали изготавливать на протяжении более 200 лет, видимо, потомки и ученики первого Ульвберхта, чье имя продолжали использовать в качестве фирменного знака, который тщательно заделывался в лезвие, так что подделать его было нелегко. По распространению мечей «Ульвберхта» кажется вероятным, что изготовлялись они где-то в Рейнской области (которая и в последующие века славилась своими мечниками) и что они импортировались в Скандинавию через Хедебю. Вторая группа мечей — с метками «Ингле-рий» — начали появляться в Скандинавии в X веке; считается, что они франкского происхождения. Неизвестно, были ли более древние мечи «узорчатой ковки» также импортными и откуда в этом случае их привозили. Неизвестно и то, существовали ли в самой Скандинавии какие-либо центры, где в достаточном количестве изготовлялось высококачественное оружие. Разумеется, должны были изготовляться и мечи худшего качества из местного озерного железа, поскольку вряд ли большая часть оружия викингов могла быть импортной.

Импортные мечи прибывали в Скандинавию без рукоятей (партия таких лезвий без рукоятей была обнаружена в Хедебю), и уже на месте их приводили в порядок, смотря по тому, какая мода существовала в тот момент и в том месте, где жил новый владелец меча. Рукояти эпохи викингов можно разделить на множество типов по форме их головки и эфеса. Многие из них определенно связаны с различными областями и периодами. Украшения на головках и эфесах также могли быть самыми разнообразными; наиболее ранние густо выложены серебром и бронзой и сплошь украшены чеканкой — плотным узором из небольших колечек и крестиков. В IX и X веке появляются выполненные в серебре или черни орнаменты из текучих, переплетающихся линий; на других — простые и четкие узоры из перемежающихся полосок олова и меди. К концу этого периода на некоторых рукоятках появляются геометрические фигуры, инкрустированные латунью на оловянной пластинке и подчеркнутые медной проволокой. В общем и целом, рукоятки мечей кажутся живыми и яркими, но, кроме того, они были еще и весьма практичны. Мечи викингов отнюдь не были парадными украшениями на доспехах королей: их носили и использовали в бою воины самых различных рангов.

Рис. 63. Оружие

Естественно, до нас дошли только металлические части мечей и связанных с ними аксессуаров. На средней части рукоятки обычно была ручка из дерева, рога или кости. Ножны обычно делались из дерева, которое иногда покрывалось кожей; их всегда обкладывали чем-нибудь мягким и защищавшим от ржавчины — намасленной кожей, овчиной, мехом или навощенной тканью. В начале эпохи викингов на изображениях видно, что ножны носили высоко на левом боку, на перекинутой через плечо перевязи (рис. 64); позднее их стали подвешивать на поясном ремне (рис. 72).

Экипировку викинга довершал круглый щит. Его изготовляли из тонких деревянных пластин, сзади была железная перекладина. Воин держался рукой за перекладину, пропуская пальцы через отверстие, вырезанное в центре щита и защищенное железной шишкой. Кроме того, щит можно было подвесить на ремне, надетом на шею; таким образом, обе руки оставались свободными. На этом же ремне он висел и тогда, когда им не пользовались. На передней стороне щита могла быть кожаная обивка, а вокруг него — оковка из железного обруча. Однако щит старались не утяжелять металлом, поскольку полезность щита зависела не столько от его прочности, сколько от легкости. По той же самой причине щит, как правило, был небольшим: щиты, украшавшие корабль из Гокстада, были примерно метр в диаметре, а те, что показаны на иллюстрациях, зачастую кажутся еще меньше. Щиты или раскрашивали каким-то одним цветом, или делили на сектора контрастного цвета, получая простые геометрические узоры.

Все сказанное относится не к богато украшенным, а к простым щитам, которые в первом же бою рубили в куски, и их оставалось только выбросить. Но существовали и гораздо более роскошные щиты, которые украшали пиршественные залы королей и князей, — огромные щиты с изображениями сцен из сказаний о богах и героях, обитые золотыми пластинками и драгоценными камнями. О них рассказывается в стихах трех поэтов IX века, которые получили такие щиты в подарок и в ответ, дабы восхвалить щедрость дарителя, сочинили длинные пересказы изображенных на них легенд. К несчастью, в поэмах мало говорится о том, как на самом деле выглядели щиты; самое большее, что мы можем сказать, — это что на каждом из них было несколько групп изображений, которые относились к различным мифам и легендам, и что эти картины, судя по всему, были нарисованы или вырезаны на самом щите, а не отчеканены, например, на прикрепленных к нему металлических пластинках.

Таково было оружие викингов. В сагах легко найти описания того, как его использовали, и есть даже несколько изображений поединков, например на лбу одного из шлемов из Венделя (рис. 59), а также на камнях из Готланда (рис. 64, 73). На первом мы видим, что оба воина начали сражение с метания копий и что каждому из них удалось пронзить щит или кольчугу другого; перекрученные древки беспомощно повисли — нам показывают, что они не выдержали удара мечом, и теперь воины сражаются только на мечах. Сломанное копье заставило одного из сражающихся опустить щит: он потерял бдительность и вот-вот получит смертельный удар.

Сражаясь на мечах, бойцы отнюдь не старались парировать лезвием удар лезвия противника — это испортило бы острие. Вместо этого воин старался отражать удары быстрыми движениями щита, который держали как можно дальше от тела и постоянно перемещали. Самое безопасное было принять основную силу удара плоской поверхностью щита. Принимать удар на его железную оковку было уже рискованно — конечно, меч врага мог разбиться, но, если этого не случалось, щит точно оказывался разрублен. Если оружие врага увязало в щите, то быстрым движением можно было его отшвырнуть или даже разбить. Щит играл в сражении весьма активную роль, однако сам по себе был очень «раним». В формальных поединках каждый из сражающихся мог пользоваться щитом и брать новый, когда первый оказывался разрубленным в куски. А кое-где можно прочесть и о том, что бойцы договаривались сделать перерыв для того, чтобы взять новые щиты.

Меч почти всегда использовался для рубящих, а не колющих ударов. Он весил от 2 до 3 фунтов, и обычно его держали только в одной руке, хотя смелый боец мог отбросить щит или перевесить его на спину и использовать обе руки, чтобы нанести более тяжелый удар.

Многие могли держать меч и в левой руке, быстро перекладывая его из руки в руку — либо при ране в руку, либо стараясь вконец запутать противника. Излюбленной тактикой викингов было нанести тяжелый боковой удар по голове или отрубить руку или ногу противнику. Как говорил датский историк Саксон: «В старину в сражениях люди не стремились быстро и беспрерывно обмениваться ударами; бывали перерывы и определенная очередь в ударах; весь поединок заканчивался несколькими ударами, но удары эти были ужасны. Почиталась скорее мощь, нежели число ударов».

В изложении Саксона сражение выглядит довольно статично, однако саги вносят в эту картину некоторые поправки. Напротив, поскольку защитное оружие было таким легким, без ловкости и скорости не стоило рассчитывать на выживание. Бойцам приходилось все время увертываться, отклоняться, «нырять», отпрыгивать вбок или назад, чтобы избежать ударов по ногам; они постоянно двигались, как современные боксеры на ринге. Чувство равновесия было жизненно необходимо. Саги с восхищением рассказывают о настоящих чудесах акробатики, показанных во время поединков. В «Саге о Людях с Песчаного Берега», например, говорится, что человек по имени Стейнтор спас своего поскользнувшегося на льду во время боя друга, подбежав и бросив на него собственный щит, чтобы отразить удар, в то время как другой рукой отрубил нападавшему на друга противнику ногу и в тот же самый момент подпрыгнул так, что удар, направленный в Стейнтора другим врагом, прошел у него между ног, не нанеся никакого вреда. В «Саге о Ньяле» приводится еще один прекрасный пример, также касающийся сражения на льду: Скарпхедин, сын Ньяля, увидел врагов на дальней стороне частично замерзшей реки, побежал сломя голову вниз по берегу, перепрыгнул через открытую воду, приземлился на гладком льду, удержал равновесие и заскользил «быстро, как птица». Он настиг врагов столь стремительно, что их предводитель не успел даже надеть шлем. Скарпхедин налетел на него, расколол ему череп топором и убежал прежде, чем кто-либо успел до него дотронуться. Кто-то бросил ему под ноги щит, чтобы он потерял равновесие, однако Скарпхедин перепрыгнул через щит и заскользил по льду прочь.

В массовых сражениях военная техника мало чем отличалась от той, что использовалась в сражениях один на один или между маленькими группками воинов. Битва начиналась с обстрела — летели стрелы, копья и камни. Но вскоре начинался рукопашный бой, который обычно представлял собой ряд поединков. Предпринимались лишь самые элементарные попытки собрать и скоординировать группы людей в какие-то стратегические построения. Одним из примеров может служить защитная «стена щитов», которую образовывали отборные бойцы, если удача склонялась на сторону врага: они собирались в тесный круг, щит каждого воина соприкасался со щитом его товарища. Так они стояли, пока не отобьют атаку или пока все не погибнут. Другое построение называлась «свинья»: бойцы шли в атаку клином, причем авангард называли «рылом». Как сам маневр, так и его название были усвоены столетия назад от римских легионов, которые называли его caput porcinum (свиная голова), а согласно скандинавской легенде, изобрел его сам Один. Однако подобные приемы играли лишь незначительную роль: в основном исход сражения зависел от боевых навыков каждого человека.

Короли эпохи викингов предпочитали сражаться на порту корабля в спокойных водах фьорда. Сосредоточившись, флоты плыли друг к другу, движимые при помощи гребцов; мачты при этом опускали. У некоторых кораблей могла быть железная рама, привязанная к носу, способная действовать как таран или просто мешать нюрдажу, а на некоторых можно было поднять деревянные щиты, отражавшие стрелы. Иногда несколько кораблей связывали вместе, чтобы их носы образовывали одну линию, и это давало некую «платформу» для сражений. В этом случае битва начиналась с пускания стрел и метания копий, затем корабли сближались и сцеплялись; бойцы шли на абордаж и сражались врукопашную, а после, говоря словами поэта, ликовавшего по поводу победы Харальда Прекрасноволосого над своими врагами при Хаврсфьорде:

Ползли на карачках Под скамьи раненые, Мужи головами Киль прошибали. Под градом камней Удирали премудрые, Черепицами Вальгаллы Прикрывши спины. Как стадо баранов На восток пустилось Домой с Хаврсфьорда — Утешиться медом.

Воюя друг с другом, скандинавы скорее предпочитали вступать в открытые сражения, нежели укреплять и осаждать крепости, хотя они и воздвигали оборонительные валы вокруг некоторых центров торговли и своих лагерей. Однако нападения на Англию и континент, естественно, должны были научить викингов брать укрепленные города и мосты, используя тараны, катапульты, стенные буравы, штурмовые лестницы и тому подобные средства, а также защищаться плетеными щитами во время атак. Они также стали строить собственные укрепленные лагеря, и действительно, многие земляные укрепления во Франции и Англии называются «датскими рвами» или «датскими лагерями», хотя пока нет безоговорочных доказательств, что хотя бы одно из них принадлежало викингам.

Крупнейшими укреплениями из когда-либо воздвигнутых скандинавами являются сложные системы земляных валов, получившие название Даневирке. Они идут на протяжении почти 9 миль по основанию полуострова Ютландия — от начала фьорда при устье Шлеи до болот близ реки Трине. Строительство Даневирке началось в 808 году по распоряжению короля Дании Годфреда, который решил защитить свои южные границы от франков и саксов. Валы постоянно укрепляли в течение последующих веков, добавляя различные палисады, башенки и парапеты. Необходимость в этом великом образце защитного искусства возникла из-за риска атак с континента на Данию и прежде всего на торговый город Хедебю, который находился непосредственно к северу от защитных линий. Ничего подобного в Скандинавии не существует.

В Дании также находятся остатки четырех огромных военных лагерей, которые господствовали над морскими и сухопутными дорогами: Треллеборг на западе Зеландии, Аггерсборг на полпути вдоль Лимфьорда в Северной Ютландии, Фюркат на мысе чуть к югу от него и Ноннебакен в середине современного города Оденсе. Все они датированы примерно второй половиной X и началом XI столетий, хотя крупнейший из них, Аггерсборг, может быть более поздним, чем все остальные. Таким образом, они принадлежат к последней фазе эпохи викингов, когда могущество датчан было в 1сните при таких сильных королях, как Свейн Вилобородый и Кнут Великий.

Все эти лагеря поражают как однообразием, так и точностью своей конструкции. На плане Треллеборга сразу видны его основные особенности: совершенно круглая ограда с четырьмя воротами; две дороги точно разделяют внутреннюю территорию на четверти; вокруг нала проходит дорожка. Четыре группы из четырех домов, одинаковых по размеру и плану, образуют аккуратный квадрат. За пределами этих построек находил-•ч второй вал (это была особенность одного I рсллеборга), в виде дуги второго концентрического i руга: он опоясывал внешний двор, на котором ради-i м.по стояли 15 домиков поменьше, кроме двух, построенных чуть в стороне, по бокам от дороги. Внешний вал и не должен был образовывать полного круга, поскольку реки и озеро служили естественной защитой лагерю; вместо этого вал поворачивал в сторону и огораживал четырехугольное пространство, которое  использовали

как кладбище, и оно, возможно, существовало еще до постройки лагеря.

Симметрия Треллеборга почти безупречна; три или четыре постройки во внутренней части, которые не входят в схему, видимо, служили каким-то особым целям: сторожки у ворот и, может быть, дома для командующих. Планировка была выполнена с математической точностью. В качестве единицы измерения использовался римский фут, равный 11,3 дюйма (около 28,8 сантиметра). Это, видимо, означало, что инженеры, строившие лагерь, научились своему искусству в Византии. Сама постройка тоже была выполнена очень тщательно: дорожки замостили деревом; валы, все одинаковой высоты и толщины, внутри укреплены бревнами, а снаружи — частоколами; на входах были построены крытые ворота, образовывавшие туннели, которые закрывались массивными двойными дверями — тяжелые ключи и ручки от них были найдены там, где они упали.

План самих домов ясно определяется по следам от столбов в земле. Боковые стены были значительно загнуты внутрь; матица была прямой. Внутри дом делился двумя стенами на большой центральный зал и две маленькие комнаты в торцах. В комнатах находились мощные столбы, которые поддерживали крышу. Было четыре двери — по одной в каждом торце (они вели в маленькие комнаты) и по одной в каждой боковой стене — обе открывались в центральный зал. Если два дома стоили друг напротив друга по двум сторонам дороги, то двери в них не делали лицом к лицу, чтобы при общей тревоге два потока людей не столкнулись бы и не стали мешать друг другу. Такая деталь типична для тщательной планировки подобных лагерей.

Люди жили в центральном зале. Они сидели и ели вокруг обложенного камнем очага, расположенного в центре пола, и спали на возвышении возле стен дома (см. вклейку). Если пространство использовалось полностью, то в каждом доме могло жить примерно 75 человек. Приблизительно такое количество бойцов могло находиться на одном боевом корабле. Было высказано предположение, что в каждом доме размещалась команда одного корабля боевого флота датских королей. Небольшие комнаты в торцах, видимо, были кладовыми для еды и напитков, которые иногда держали в обложенных досками ямах в полу; в некоторых могли быть и склады оружия. Дома во внешнем дворе, наверное, также использовались под склады, а может быть, и под мастерские. В любом случае только в двух из них есть главный признак жилого дома — очаг.

Хотя план домов в Треллеборге вполне очевиден, не совсем понятно, из какого именно материала они были построены. Положение стен отмечено внутренним рядом неглубоких ям от досок, поставленных очень близко друг к другу, и внешним рядом мощных ям, располагавшихся примерно на расстоянии метра одна от другой. Эти детали можно объяснить по-разному. Автор одной реконструкции предполагает, что это был высокий дом с дощатыми стенами и крышей из деревянной черепицы, а ряд столбов поддерживал необычно большую крышу, так что вокруг здания проходила своеобразная крытая галерея (см. вклейку). Согласно другому предположению, пространство между досками и столбами было заполнено землей и торфом: получалась длинная, низкая стена, такая, как в норвежских или исландских домах, а крыша тоже была из торфа и сравнительно низкая.

Три других лагеря очень напоминают Треллеборг, за тем лишь исключением, что там нет внешнего двора или внешнего вала. Хотя Фюркат построен по точно такому же плану, что и главный двор в Треллеборге, он несколько меньше как и в общем масштабе, так и в том, что касается отдельных домов, которые были той же формы, но при этом представляли собой обычные мазанки. Меньшая толщина вала восполнялась сложным каркасом из бревен и высоким палисадом. Кладбище располагалось вне лагеря; к нему можно было подойти по специальной дороге, которая вела на насыпь, возможно служившую для погребальных церемоний. Некоторые погребения на кладбище были христианскими, а некоторые — языческими, с богатым погребальным инвентарем. Лагерь в Ноннебакене нельзя было раскопать полностью из-за того, что над ним расположился современный город. Аггерсборг на сегодняшний день — крупнейший из таких лагерей; в нем в три раза больше домов, и они расположены по более сложному плану. Длина каждого дома составляет 110 римских футов (в Треллеборге — 100); вал исключительно массивен, а ворота некогда, возможно, были увенчаны деревянными башенками.

Несомненно, что в бараках военных лагерей размещалось значительное число воинов: было подсчитано, что в Фюркате могли располагаться около 800 человек, в Треллеборге — 1200, а в Аггерсборге, возможно, до 3000 (даже учитывая, что многие здания могли быть отведены под склады еды или оружия или служить кузницами). Обычно считается, что это были штаб-квартиры наемных армий, собранных Свейном и Кнутом; Аггерсборг лежит на Лимфьорде, где огромный флот Кнута собирался для вторжения в Англию в 1015 году. Разумеется, лагеря отражают позднюю стадию истории викингов, когда они уже не совершали набегов небольшими отрядами, сформированными для конкретной кампании, но служили за плату в хорошо организованных армиях могущественного монарха, который вел войну не ради добычи, но ради завоевания царства.

Если считать, что математическая точность планировки этих лагерей говорит о характере тех, кто их строил, там должна была господствовать железная дисциплина. Память о подобных военных общинах, возможно, лежит в основе в целом фантастической «Саги о ёмсви-кингах», где рассказывается об отряде воинов, якобы действовавшем на Балтике в конце X века. Жили они в крепости, под властью строгих законов. В отряд не мог попасть тот, кому было меньше 18 или больше 50 лет. Никого нельзя было принять в угоду родственнику. Каждый участник отряда должен был мстить за другого как за родного брата; никто не имел права ни словом выдавать свой страх. Всю добычу надо было сносить в одно место. Новости надлежало передавать только вождю. Ни одна женщина не допускалась в лагерь; ни один воин не мог отсутствовать в лагере более трех ночей; никто не мог затевать ссор. Даже если один из ёмсви-кингов некогда убил близкого родича другого, то тот должен был не мстить, а вынести дело на суд вождя.

В каких-то отношениях жизнь в Треллеборге не была столь суровой, как можно подумать по истории о ёмсви-кингах. Здесь были похоронены несколько женщин и один ребенок, найдены женские орудия для прядения и ткачества, а также несколько серпов и лемехов, и это заставляет предполагать, что некоторые припасы происходили из собственного хозяйства воинов. Возможно, такие лагеря были не просто средоточием бараков: в то время, когда король и основная армия отправлялись в поход, некоторые воины оставались дома, чтобы охранять берега от неожиданных набегов или подавлять любые внутренние восстания. Неизвестно, в течение какого времени лаге ря продолжали использоваться, хотя мы знаем, что в 1086 году Аггерсборг был захвачен во время крестьянского восстания.

Рис. 66. Ранний шведский рунический камень с памятной поэтически-магической Надписью

Люди, которые служили в армиях Свейна или Кнута, прибывали со всей Скандинавии. Некоторые из них, чьи имена знакомы нам по руническим камням, воздвигнутым в память о них дома, были шведами, например Ульф из Борресты, на чьем камне гордо написано, что он «взял три данегельда в Англии»; он вполне мог жить в одном из этих лагерей как воин Кнута во время его третьей экспедиции. На другом камне говорится о человеке, который отправился из дома, чтобы присоединиться к армии, отплывавшей в Англию, но

не добрался дальше Ютландии, где и умер и, может быть, был похоронен на кладбище в Аггерсборге или Фюркате. На его камне написано:

«Дьярф и Урокья и Виги и Егейр и Гейрхьяльм, все братья, воздвигли этот камень в память Свейна, своего брата. Он умер в Ютландии, но должен был отправиться в Англию. Пусть Бог и матерь Божья помогут его душе и духу лучше, чем его собственные деяния».

«Викинги. Быт, религия, культура» Жаклин Симпсон